В ЧИВЫРКУЙСКОМ ЗАЛИВЕ

Заканчивается первая декада октября. Величавая русская золотистая осень никогда не бывает ни грустной, ни скучной. Осенний рассвет не тороплив. В начале восьмого часа утра зарождается день. Проснулся, но лежал с закрытыми глазами: не хотел, чтобы исчезло чудное видение сна. Приснился  Байкал. На поверхность воды падали зыбкие отражения пухлых, невесомых облаков. Цвета незаметно переходили один в другой и тут же таяли в появившейся новой цветовой гамме. От этого озеро вспыхивало на солнце, звало к себе. И, глядя на голубую, в серебряных отсветах воду, чувствовал, как в меня вливается счастливая тоска по дороге.

Я приехал к своему давнему товарищу Василию. Мы сидели в ограде и намечали двухдневную поездку за клюквой, и как проведем время вместе. Южный ветер утихал. Над головой чистое голубое небо. Солнце с утра пригревало поселок, ближние и дальние горы, сопки. На их склонах золотом горели увядающие старые лиственные деревья и кустарники.

Из поселка отправились на грузовой машине местного предпринимателя. Ехали по перешейку – Мягкой Карге. Полностью раскрылся необычайно синий бездонный купол небес.

Прозрачные дали ограничены Святым Носом и желто-зелеными отрогами Баргузинского хребта. Грузовик прыгал на каменисто-песчаной дороге, проложенной во многих местах по заболоченным низинам.

Проехав здесь первый раз много лет назад, каждый раз не могу оторвать взгляд от расстилающегося ландшафта: кедровый стланик с мелкими шишками, карликовые сосенки и березки, в сторону Арангатуя заболоченные дали с малочисленными, еще не улетевшими утками. Внимание отвлекал шум. Утихший Култук раскачал залив. Волны накатывались на берег и шумели. Проехали тригонометрическую вьешку на берегу у самой воды на намытом волнами песчаном волу.

Приближался лес. Растительность изменилась. Высокие кедры, сосны, березы, кустарники. Золотое просвечивало сквозь зеленое, желтое смещалось с ярко-оранжевым.

Машинку остановили на развилке. До дома лесника не более двух километров. Я знаком с ним давно, а Василий и он – выходцы из одного села южного района. При подходе к усадьбе нас встретил его сын – семилетний Саша, приехавший на два дня из школы-интерната. За столом он сидел между мной и Василием, и выразил восторг, когда отец сказал, что он будет нашим проводником и рулевым на моторке.

Василий был главным в этом путешествии – опытный рыбак и охотник, управляющий любой бытовой техникой. Лодка стояла у семейного деревянного причала. Саша проверял мотор на холостых оборотах. В лодку уложили необходимые вещи и канистру с бензином.

Мне было не понятно, зачем в лодке металлическая клетка? Мы шли вдоль берега на малой скорости. Берег со сменяющейся растительностью оставался за бортом. Мы уходили за изгиб берега, поросшего ельником и желтыми приболотными березами. В качающейся воде отражалась дрожащая растительность и плавающие между ней на голубом фоне белые паруса облаков. Ход моторки был мягок. Рулевой уверенно вел лодку. Василий молча смотрел, казалось, в одну точку. Он иногда поворачивался ко мне. Лица у обоих загорелые, почти бронзовые – выражали благодушие и спокойствие. Еще утром решили, что клюкву собирать будем в знакомом нам месте, в двух километрах от мыса Малый Чивыркуй. Там удобная бухточка, а клюква крупная цилиндрической формы, похожая на один из сортов облепихи. Хотя место зыбкое, но видимой воды нет. Ночевать можно в лодке или на дощатом основании под сено. Немногочисленные местные жители, заготовив его увозят, когда окрепнет лед.

Времени у нас достаточно. Решили сделать остановку у подножия горы Голой, пройдя одноименный мысок, где я и Василий когда-то рыбачили, и где была встреча с лисичкой.

Это урочище Котуй. Здесь мы с отцом каждый год выполняли план по заготовке ондатров, - Саша обвел рукой изгиб берега, почти всегда тихой бухты.

Шли по лесу, устланному мелким валежником, окантованным мягким темно-зеленым мхом. Блаженная теплынь в лесу. Воздух, пропитанный хвойным настоем с запахом опавших и перебродивших листьев, кружил голову. Много переросших подосиновиков, волнушек и маслят. От обилия тепла и воды они тонкие и на высоких ножках. Между ними редкая, но крупная брусника. Саша на ходу подбирал грибы и осторожно, чтобы не повредить шляпки, накалывал их на острые сучья деревьев на высоте своего роста. Мы знали, что зимой у белки будет сушеное лакомство. Перед нами болотная низина. Один ее край дугой по кромке леса, другой плавно переходит в чистую воду. Она за мысом составляет единое целое с зыбунами, разделяющими озеро и залив. А дальше Мягкая Карга, по которой мы ехали. Саша поднял руку и остановился. По ходу на толстой колоде покрытой мхом и поднятой над землей, свернувшейся лежала змея. Гадюка подняла голову, но не разворачивалась. В этом месте свой микроклимат, много мышей. Идиллия этих теплых осенних дней, скоро кончится. Все уйдут на зимние квартиры. Нам опасаться нечего. Наш поход двухдневный. На склоне горы раздался треск. Испуганно вскрикнула сойка. Ее голос передался другим. Долго, как на песчаной машинке, отозвался дятел. Над нами низко пролетели вороны. Бурундуков много и они не пуганые. Бегают около нас и свистят. Высоко в небе не шевеля крыльями, летал орел, рассматривая под собой огромное пространство.

Остановились у края болота. Видно, что по нему ходили много людей. Василий сказал, что клюкву, лежащую наверху, выбрали. От дороги до этого места меньше километра. Ягодники оставляют транспорт и по принципу, кто успеет – выбирают ее. Она первая недоспевшая продается у парома на обоих берегах, увозится на машинах.

Кто никогда не видел как растет клюква и не собирал ее, тот может долго ходить по болоту и не замечать, что идет по ягоде. Она прячется в болотной кочке и воде, и сверху не видна. Часто ягоды много встречается в одном месте, как будто, кто-то ее насыпал. Возьмешь одну ягодку, а тянется на тонкой ниточке целое ожерелье кровяно-красных ягод: клюквы, брусники, другой ягоды, семян разнотравья, что каждый год остается после людей, хватает всем обитателям леса.

Клюква полезная и дорогая ягода, особенно весной.

Жадность при ее сборе развивается страшная. Василий, проживающий в таежном поселке, много лет, рассказал такую историю. Одна старушка имела хороший доход от ее продажи. Она тайком уходила на нетронутую – неспелую ягоду. Однажды набрала большую корзину клюквы, а унести не могла. Старушка, дрожа от страха, провела ночь у корзины, потому что полакомиться приходят медведи. Утром пришли сельчане на сбор ягоды и помогли ей.

Солнце припекало, и нет малейшего дуновения ветерка. Мои друзья разделись до пояса. В прошлые приезды в середине октября, я не один раз загорал на досщатом причале.

- Раздевайся. Комары будут только в будущем году, - предложил Василий.

Мы, полуобнаженные, с котелками в руках идем по кромке леса. Под нашими ногами мшистая почва оседала и тут же принимала прежнее положение. На увиденной пролысине заросли брусничка с редкой, но крупной ягодой. Вся приболотица по изгибу берега усыпана мелкой клюквой. Ягодники тут были около месяца назад. Она была неспелой и только сейчас набрала силу.

Любой труд в начале самый производительный. Мы молча и быстро брали ягоду на сухом месте и заходили на болото. Остановились, когда котелки были полные. Саша кивнул на засохшую лиственницу на болоте, недалеко от края леса. На ней сидел тетерев-косач. Он не обращал на нас никакого внимания. Косач медленно поворачивал голову. На ней гребешок загорелся огненным цветком. Синяя, в глубине черного, грудь его стала переливаться из синего на зеленое. И, особенно, красив его радужный, раскинутый лирой хвост. Тетерев вдруг подпрыгнул, обнажив белое подхвостье, подкрылья и прокричал с шипеньем.

- Чуф!

В ответ на его голос по всему болоту раздалось такое же чуфыканье с хлопаньем крыльев. Десятки больших птиц, похожих на косача, стали прилетать и садиться возле лиственницы. Косач вытянул длинную шею и запел долгую свою песню. Сидящие на земле петухи затянули ее вместе с ним. Хоровое пение было похоже на журчание горного ключа, текущего под уклон.

- Такое представление вижу и слышу первый раз. Жаль, что фотоаппарат оставил у одежды, - сказал Василию.

- Обычное явление, - ответил опытный охотник.

Затаив дыхание мы смотрели на поющих косачей.

Вдруг весь мысок, закрывший бухту от залива, зашевелился. Донесся шум камыша. Ветер так рванул, что крайние деревья у болота прижались и молотили друг друга. Потоком воздуха понесло рой сорванных листьев. Низкая растительность на болоте едва шевелилась. Тетерева-косачи тяжело поднимались и улетали над самой землей. Косач, сидевший на лиственнице, резко метнулся за своими собратьями. У нас была цель пребывания на основных зыбунах. Поэтому быстро вернулись к лодке. Между берегом и мыском увидели, как бегут по заливу беляки. Саша назвал их «барашками». Оттолкнулись от берега. Березка золотом прощалась с нами. За мыском зеркальная гладь воды колыхалась широкими волнами. Чем дальше уходили от берега, тем сильнее качка. К середине залива беляки выше с их верхушек срывается пена. А в самой средине по верху идет с шумом сплошной водяной вал. Идем ближе к правому берегу, но чтобы попасть в прорву, нужно удаляться от него. Лодку высоко подняла нагнавшая волна, бросила вперед и сама прокатилась от кормы к носу вровень с бортами. Она обогнала лодку и ее нос уперся в бурлящий перед ней вал. Лодка медленно вползла на верх волны, качаясь с борта на борт. Мы далеко от средины залива, но ветер сильно толкает ее в корму. С Байкала по середине залива, усиливаясь и расширяясь к берегам, несется мощный воздушный поток. Он перемешивается с водой и сплошной стеной летит в конец залива через зыбуны. За бортами торчат воткнутые палки с пучками травы на концах. Вешки показывают вход в прорву. Я не один раз проходил здесь с Сашиным отцом и братом, но не сразу понял, что вошли в протоку, соединяющую озеро с заливом. По обе стороны тонкие берега залитые, как в половодье водой. Летом много уток, цапель, другой мелкой птицы, над головой летают и галдят чайки-крачки. Летнюю пору напоминают лишь вороны. Они также сидят на кочках, летают, и как санитары очищают все пространство. Впереди, хлопая крыльями, побежали утки. Василий пояснил, что они не байкальские, а перелетные: отдыхают и подкармливаются. Протока сильно извивалась в зыбунах: вправо, влево, назад почти по кругу, уж потом в залив. Вода в озере темно-бурая. По ней длинными грядами тянулись полосы, взбитые волнением пены. Сильный ветер и высокие волны бросали лодку.

- К берегу! – Скомандовал Василий.

Саша повернул руль. Моторка уткнулась в податливый берег, подмяв его под себя. Ветер с поднятой водой такой силы, что лодку отнесло от берега, а мы вымокли до нитки. Я и Василий, сидя, веслами прижали ее к зыбунам. Нам со стороны видно, как посреди залива через зыбуны несется воздушно водяной поток. У нас один выход – уходить в правый угол малого озера, дальше от центра. Саша рулит, а мы по бортам с веслами наготове. В правый борт хлещут волны, особенно когда приходили исток протоки. Плыть поперек волн невозможно. Лодку поворачиваем носом к волне и упираемся в мягкий берег. Василий шестом толкает ее, а я веслом прижимаю ближе к зыбунам. На чистой воде выключили мотор, по инерции уткнулись в такой же податливый берег на юго-западе малого озера. С вещами вышли из зыбунов на твердый берег, в ста метрах от лодки. Брезент натянули балаганом на два куста, постелили пленку. Я и Саша готовим костер, а Василий собрал витаминную заварку для лесного чая. Костер из лиственных сучьев небольшой, но жаркий. Саша – любитель картошки - пек ее и угощал нас. Быстро опускается ночь. В густых синих сумерках утонул лес. Северный ветер не утихал. На верху сосны шумят, а у нас тихо. Поддерживая костер, просушили одежду и хорошо отдохнули.

Утром вышли на край леса. В бинокль осмотрели залив. На его темно-сером просторе Байкала по всему заливу непрерывно бегут беляки. Справа виден тесный мыс Каракасун. Самый ближний мыс Иркана и остров Коврижка. Выход на лодке невозможен. Мы вернулись на табор. Из далека донесся приглушенный трубный голос изюбра.

Скоро ветер утих. Больших волн не было. Прибрав место ночевки, мы вышли в малое озеро. Плыли по невысоким пологим волнам, переваливаясь с борта на борт. Вот и знакомая бухточка. Пухлыми перинами серые мхи покрыли верх зыбунов. Видимой воды нет. Зрелые ягоды красной клюквы на небольших возвышенностях лежат сверху, как будто рассыпанные рукой человека. После пребывания здесь людей клюквы еще много, от самого среза воды. Мы ступили похоже на твердое, а ноги уходят вниз. Невольно подумаешь – тонкий слой сплетенных между собой корней и стеблей растений, они подвешены над какой глубиной? Нам приходилось много раз ходить по болоту, собирать клюкву, слышать похожие звуки урчанья и всегда быть наготове. Крупную ягоду брали с удовольствием, наполняя посуду.

Перед тем, как плыть домой, Василий предложил сходить и посмотреть «харчевню» волков. Я сразу не догадался спросить, что это такое. По качающейся почве прошли до твердого берега. Он, как полуостров, входит в зыбуны. Севернее виден летний домик, похожий на сарай. Недалеко берег залива и остров Коврижка. В болоте, в ста метрах от твердой земли, увидели остатки изюбра. Волки загнали зверя в болото, а зимой выгоняют на лед. Василий определил, что здесь они пировали сутки назад. Возвращаемся по краю зыбунов. Мои друзья перехватили утку, бежавшую между кочек. Подранки не могут летать и быстро бегать. Как только вода начнет замерзать, они станут добычей летающих хищников, ворон, лис. И собаки прибегают за утятиной не за один десяток километров. На мой вопрос, что он будет делать с уткой, Саша ответил, что до весны ее подлечит и выпустит, как выпустил двух других уток в этом году. Это не охотничий случай, а помощь подранкам.

Октябрьский день короткий. Саша утром должен быть в интернате. Перед отъездом любуемся круговой панорамой. Ветер продул, прочистил все складки гор, пади и распадки. Горы на Святом Носу, Баргузинский хребет обозначаются необычайно резко и ясно. В синем зените светит и клонится к горам осеннее солнце, отражаясь в озере и на чистой воде в кактусах. На скорости прошли по протоке и вышли в залив. Невысокие волны катились нам навстречу. Лодка легко рассекала их. Залив успокоился. Не верится, что совсем недавно вода в нем, северным ветром с Байкала поднималась в воздух, билась о скалы и клокотала, как в кипящем котле. Полуостров Катунь закрыл половину залива. По курсу приближалась скала Монах.

Побывав в южной водно-болотистой части залива Байкала, наблюдая колыхание листопадных красок побережья – переход природы из одного дивного состояния в другое, исходив бескрайние зыбуны - почувствовали великую душу и силу притяжения Байкала.

Он дал зарядку, которой хватит на долгое время.

Николай Кисилев

(Улан-Удэ)