У ИСТОКОВ ШКОЛЬНОГО БУРЯТСКОГО ОБРАЗОВАНИЯ

Предостережение Хамбо-ламы Ешижамсуева английским миссионерам о том, что их евангельские проповеди среди «определившихся с буддийской религией» бурят не принесут успеха прежде, чем они не позаботятся о массовом обучении и просвещении неграмотных кочевников Забайкалья, и только в этом заключается возможность обращения их в новую веру, оказалось верным. Да и сами пасторы по прибытии в Сибирь поняли, что люди, не умевшие читать и писать, не обладавшие элементарным познанием наук и достаточным политическим кругозором, не способны не только понимать философские основы англиканского христианского протестантизма, но и читать переводы Библии и другой богодуховной литературы на родном для них языке, которые пастора собирались здесь делать. Миссионеры видели, насколько положительно отличаются в своем общественном развитии те немногие бурятские дети, кому посчастливилось получить зачатки знаний в церковно-приходских школах, от своих полностью неграмотных сверстников, способных лишь традиционно пасти баранов в степи.

По этой причине с 1833 года деятельность английских миссионеров в Забайкалье приобрела совершенно иной характер. Теперь главной целью, наряду с переводами Библии, они определили просвещение детей, чтобы в будущем те могли читать печатающую литературу на своем родном языке. Такой литературы, между прочим, еще не было в учебных заведениях, отчего даже буряты, получившие кое-какое образование в православных миссионерских центрах, по-прежнему оставались приверженцами своих обычаев и традиций, оставаясь буддистами или шаманистами. Забегая вперед, скажем, что выпускники школ английских миссионеров, пользовавшиеся переводной рукописной (на первых порах) литературой, оказались в своих религиозных убеждениях более стойкими учениками и решительно отказывались принимать как православие, так и буддизм, чем их «непросвещенные» сверстники. Они отвергали нападки лам, священников и шаманов, и столь же спокойно принимали роль «отступников истинной веры» как приверженцы христианского протестантизма, в чем их обвиняли соотечественники. К примеру, один из учеников английских миссионеров бурят Шагдур Киннатов по-прежнему твердо стоял на их вере и 30 лет спустя, когда сотрудник Лондонского общества Джеймс Гилмур посетил Забайкалье после давно закрытой миссии и отбытии пасторов на родину. А его письма, о которых мы скажем далее, поражают глубоким духовным наполнением и написаны словно рукою опытного христианского проповедника Слова Божьего.

Селенгинск вообще-то считался немногим из населенных пунктов в Забайкалье, где зародилось просвещение. Еще в 1765 году здесь начало действовать первое профессиональное заведение – школа лекарских учеников при первом же в крае армейском полковом госпитале. При Селенгинской пограничной канцелярии работала школа переводчиков, которая готовила не только толмачей с монгольского и китайского, но и педагогов: в ней, к примеру, получил образование один из первых бурятских учителей Федор Санжихаев. Но буквально за год до открытия частной школы английских миссионеров, в 1827 году, гарнизонная школа была переведена вместе с воинской командой в Красноярск, и город Селенгинск остался без учебного заведения.   Интересно, что эта Селенгинская гарнизонная школа, где обучались только солдатские дети-сироты (кантонисты), считается самым первым учебным заведением во всем Забайкалье, но ее контингент был очень малочисленным: по архивным документам Селенгинской ратуши зафиксировано не более 10 имен. Учился в этой школе, между прочим, и известный впоследствии монголовед и переводчик А.В. Игумнов.   По окончании школы с 1777 года Игумнов работал толмачом, затем переводчиком в Кяхтинской пограничной канцелярии, в 1781 году сопровождал Российскую духовную миссию в Пекин. В 1805 году его, как хорошего знатока монгольского языка, включили в состав дипломатического посольства графа Ю.А. Головкина. Затем он являлся полномочным представителем генерал-губернатора Восточной Сибири по разрешению конфликтных ситуаций с бурятами и монголами.  Говорю об этом потому, что А.В. Игумнов примет активное участие в работе по переводу Библии как в Санкт-Петербурге, так и в Селенгинске при Английской духовной миссии.

Первый опыт открытия школы при миссии в Селенгинске был положен еще в 1828 году, но это пока были маленькие классы по нескольку человек из девочек и мальчиков. Пасторам удалось без труда заполучить через князя Голицына и императора Александра I официальный статус учебного заведения, несмотря на сопротивление православных священников и ламское духовенство. Преследовалось две цели: дать бурятским детям первые элементарные знания и подготовить из них помощников для своей миссионерской деятельности. Помимо общеобразовательных дисциплин дети изучали и основы христианского учения. В последнем предмете акцентировалось внимание на формирование таких нравственных качеств, как умение прощать, долготерпение, щедрость, милосердие. При интерпретации библейских сюжетов миссионеры стремились представить Библию в практико-ориентировочном свете, в качестве «руководства к действию», тем самым способствуя формированию психологической готовности к преодолению конфликтов и разрешению жизненных проблем. 

Начало школьного образования проходило трудно, поскольку родители не видели смысла в учебе. Будучи сами неграмотными, особенно матери, они не стремились улучшить свои условия и игнорировали школьное образование. Однажды в сердцах Роберт Юилль сказал: «Заставить действовать этих людей все равно, что вытащить из грязи корову!». Иные родители требовали за учебу детей высокую плату, которых учителя также кормили и одевали за свой счет. Это значительно усложнило жизнь пасторов и заметно истощало финансовые ресурсы миссии. Правда, после отказа целевого финансирования из Лондонского миссионерского общества, им какое-то время помогали некие светские меценаты из Санкт-Петербурга, а церковь доктора Морисона поддержало обучение выдающегося из учеников бурят - Шагдура, когда тот принял решение стать национальным проповедником христианства среди своих сородичей. Помогло селенгинским миссионерам содержать школы, между прочим, и Шотландское миссионерское общество в Санкт-Петербурге, от имени которого пастор Книлль 19 июня 1826 года сообщал Российскому министру духовных дел и просвещения С. Джунковскому: «Г-жа Сталибрас завела у себя школу для монгольских девочек, имеет их несколько, обучая их делать шапки, вязать чулки и шить, и быть хорошими служанками. Г. Юилль имеет несколько мальчиков, коих он учит читать, писать и пр., некоторые учившиеся у него теперь состоят в казенной службе <…>.  Я посылаю им ежегодно 15 000 рублей, которые они издерживают на месте своего содержания и для содержания учеников». 

Требования родителей за право учить их детей, было, если можно так сказать, курьезной особенностью общественной жизни в Селенгинске. С тем же столкнулись и поселенные в Нижней деревне (рядом с Английской миссией) декабристы. Скажем, обращается Михаил Александрович Бестужев к отцу или матери ребятишек: «Согласны ли вы видеть свое чадо грамотным? Отдайте его в нашу школу учиться. Я обязуюсь кормить и одевать ребенка». – «Как, батюшка, Михаил Александрович, не быть согласным; ведь это вы нам делаете истинные благодеяния. Мальчишка бьет баклуши, ничего не делает, а его одевай да корми…» - «Ну, так ты его приведи ко мне». – «Слушаюсь-с. А что же вы пожалуете в год жалованья ему?» - «Да как же так, матушка… Я же буду обучать вашего ребенка для вас же, и бесплатно!»- «Нет уж, батюшка, раз вы желаете взять его в ученики, значит, он нужен вам».- «Ну хорошо, бог с тобой, даю полтинник в месяц».

Согласие обучать за плату явилось крупной ошибкой Бестужевых. Через месяц вдруг оказывается, что ученик в школу не ходит. Михаил Александрович вновь идет к родителям. «Так в чем же дело, матушка? Почему мальчишки нет у меня?» - «Полтинника мало, положи в жалованье еще хотя бы гривенник». - «Но ведь мы же сошлись на полтиннике!» - «Нет, полтинника мало. Теперь он вам нужен, вам помогает, поэтому и жалование нужно увеличить».

Подобные разговоры продолжались в начале каждого месяца и прекратились сами собой, как только М.А. Бестужев заявил о том, что слишком высокая цена,  установленная родителями, не позволяет ему продолжать обучение их ребенка.

У бурятских жителей была другая ситуация. Например, приглашенная в школу Екатерины Петровны Торсон девочка Жигмыт Анаева сначала с радостью ходила на занятия, а вскоре вдруг стала избегать учебы. Оказалась, что обучению в школе категорически воспротивилась ее мать, ибо соседи – буряты стали говорить: «Отними дочь от Торсонов, они хотят учить ее, а потом окрестить». Здесь отказ напрямую связывался с итогом деятельности школы Роберта Юилля, где помимо общеобразовательных дисциплин преподавался и Закон Божий, Библия и другие духовные предметы христианско-протестанского толка, а затем предпринимались попытки крещения выпускников в «чужую» веру. А самой истинной верой для бурят является буддизм, а слово матери – закон.  Торсон же, как швед,  по – происхождению православным не являлся, принадлежа к одной из ветвей западно-европейского христианства. 

Все авторы прошлых столетий при своих рассказах о  жизни английских миссионеров всегда упоминают об устроенных ими частных школах в Селенгинске, Оне возле Алана и Кодуне. Первоначально одобрив их открытие, Дирекция Лондонского миссионерского общества вскоре по непонятной причине отказало в необходимом финансировании, что едва не привело к закрытию учебных заведений, если бы не помогли российские и шотландские меценаты.

Как отмечалось выше, педагог по образованию Сара Сталибрас открыла в Селенгинске большую школу (или класс) для бурятских девочек. Имел свою школу, но уже для мальчиков, и Роберт Юилль. Управлял он ею, по отзывам современников, очень успешно. В 1832 году он начал строительство для нее нового просторного здания, куда собирался свести воедино классы девочек и мальчиков, поскольку Сталибрасы и Сван к тому времени отделились и обосновались в Хоринских степях. Дерево для постройки здания он взял из двух приобретенных у местных властей пустующих домов за 116 рублей. Он также нанял пятерых человек, чтобы разобрать старые постройки. В итоге среди зданий миссии появилось отдельное помещение школы, на строительство которого понадобилось лишь половина закупленного материала. Оставшуюся часть Роберт пустил на дрова.

Необходимостью сооружения особого здания для школы объяснялось тем, что в виду заметных успехов в  овладении бурят знаниями, Юилль предложил создать из двух классов Семинарию или Академию с трехлетним курсом обучения. Именовалась она «Селенгинской академией для обучения молодежи языческих племен Сибири». В ней учили арифметике, геометрии, тригонометрии, измерению, алгебре, истории, сочинению, переводу, логике, Священному Писанию, Библии. Особенностью Академии являлось обучение сразу нескольким европейским и азиатским языкам: русскому, латинскому, греческому, английскому, древнееврейскому. Успешно изучали монгольский, тибетский, маньчжурский, бурятский язык и его диалекты. В Лондоне сохранились экзаменационные работы учеников Юилля (Далека, Дабаки и Цокто), подтверждающие высокое качество полученных ими знаний в «Селенгинской Академии».

И все же для неграмотных ребятишек предложенная Робертом учебная программа была слишком объемной и трудной для восприятия, тогда как на первом этапе следовало бы ограничиться началом комплексных знаний. Просуществовало это высшее учебное заведение несколько лет. Последние известия о ней встречаются за 1833 год, когда Юилль прекратил свои регулярные доклады в Лондон. Как мы покажем далее, выпускники Академии уходили «в народ» со знанием многих языков, из которых европейские были бесполезны в среде кочевников, а сами они резко выделялись среди своих соплеменников и даже «образованных» русских жителей Забайкалья.

Сван и Сталибрасы пошли другим путем, облегчив учебную программу. Они в своих маленьких школах в Хоринской степи преподавали более простые, понятные и востребованные жизнью дисциплины, чем добились массовости посещения  и действительно обратили в христианство несколько человек.

       В Кодуне обучалось от 20 до 30 мальчиков и до 10 девочек. Учили здесь Закону Божьему на монгольском языке, арифметике, русской грамматике, пению псалмов, а также шитью, вязанию, плотничьему и столярному делу. Преподавал мальчикам сам Эдвард, а Сара занималась в основном с девочками. Иногда их заменяли старшие дети Сталибрасов. Согласно имеющемуся плану усадьбы миссии в Кодуне, слева от въезда во двор отдельно (в общем ряду строений) располагались «училище девочек», «училище мальчиков», помещения для обучения и содержания бурятских детей, столовая, баня, не соединявшиеся с другими зданиями: главного дома миссии, типографии, амбарами, конюшней и прочими службами.

Православный миссионер С.И. Стуков, хорошо знавший поселение англичан у хори-бурят, писал своему брату Я.И. Стукову так: « В начале оба они (Сталибрас и Сван, - А.Т.) основали постоянное место пребывания при реке Кодуне, близ ламайской кумирни (в 15 верстах от Степной Думы) и тотчас приступили к открытию училища, в которое пригласили окрестных бурятских мальчиков и девочек; но встречая затруднения в приглашении окрестных мальчиков из разных мест в одно, они нашли нужным открыть другое училище и разделиться между собою. Почему Сван в купленном им на реке Оне в 1828 году старом доме завел новое училище и, по неудобству дома для своего помещения, находился там наездом до поездки своей в Англию, откуда приехал женатый и окончательно водворился на Ононе (ошибка, нужно Оне, - А.Т.) в 1838 году <...>. Для обучения грамоте они пригласили преимущественно мальчиков и девочек из бедных и многолюдных семейств и брали их на полное свое содержание; одежда и пища выдавались применительно бурятскому обычаю, дабы дети в своем национальном костюме свободнее чувствовали себя и родители охотнее отдавали их в училище; утром и вечером пили чай, приготовленный по-бурятски, к обеду и ужину подавалась вареная говядина и от нее шиля (суп), как у бурят».

Далее С.Стуков сообщает интересные подробности организации обучения детей в Кодуне. Здесь ходило на занятия от 20 до 30 мальчиков и до 10 девочек, а в Онинском до 10 мальчиков и до 5 девочек, с подразделением на старших и младших. Старшие обучались Закону Божьему (Священной истории, Библии и Катехизису) на монгольском языке, арифметике (первым четырем действиям), русской грамматике (первой части) и пению духовных стихов. Из них более способные мальчики впоследствии назначались учителями в то и другое училища Хоринских миссионеров, поступали наборщиками и занимались переплетом книг в типографии. Работающие ученики получали жалованье до 10 рублей в месяц, что были немалые на то время деньги. Младшие изучали русскую и монгольскую грамматику по разрезным таблицам с большими буквами. С мальчиками занимались сами миссионеры, впоследствии их дети и учителя из бурят, а с девочками жены и дочери миссионеров, также хорошо владевшие бурятским языком. Девочек, кроме грамоты, учили шить и вязать по-русски, чем особенно любила заниматься миссис Сталибрас.

Занятия велись ежедневно, кроме субботы; после обеда детям дозволялись разные игры и прогулки на природу. Перед началом уроков ученики и вся прислуга созывались ударом в чугунную доску на молитву в общую залу, куда являлось и все семейство миссионеров, и по прочтении молитвы Господней всеми присутствовавшими сообща пелись 6 «стихов хвалебных» на монгольском языке. Первое шестистишие, к примеру, звучало (в русском переводе) так:

 

1.Кто может спасти от ада и

избавить от смерти? Христос.

 

2.Надеющийся на Иисуса

удостоится от Христа

вечной блаженной жизни

и освободится от ада.

 

3.Избавиться от ада – какой

радостный голос, приятный

Богу и весьма нужный человеку.

 

4. Умилосердившись над нами

 и прийдя к нам, Иисус принял

 мучение и очистил от греха.

 

5. Сподобимся же такой милости

 и будем благоговеть ко Христу;

оставлять такую милость великий грех.

 

6. Господу толикой милости

подающими жизнь соедините

сердца и вознесите хвалу.

 

Хвалебная песнь (магталун-дагу) на каждый день заключала в себе особые стихи, содержание которых большей частью имело целью возбудить в слушателе сознание своей греховности и почувствовать нужду в искупителе. В пасхальные дни в стихах воспевались плоды Воскресения Христова. «В имеющемся у меня под руками макталун-дагу значится 66 дневных песней, в которых встречается от 3 до 10 стихов, но больше по 6 и все написаны на монгольском. Вечерняя молитва была одинакова, но в воскресные дни после нее следовала проповедь из Воскресного Евангелия, а весь день ученики проводили за чтением Святого Писания или повторением уроков. Шалость и праздное препровождение времени в этот день строго запрещались. На воскресную беседу нередко приходили из любопытства [взрослые]  буряты, а большей частью с намерением сладко поесть, ибо миссионеры без угощения не отпускали никого. По выслушанию уроков усердным мальчикам и девочкам ежедневно раздавались тымдыки (бумажные знаки) с надписью «Саин тымдык», которые хранил у себя мальчик [и девочка] до экзамена, бываемого перед новым годом, и получал тогда за каждый тымдык по 5 копеек, а также конфеты или что-нибудь из вещей».

С.Стуков описал и существовавшую при миссии систему наказания провинившихся: «Для наказания ленивых и шалунов употреблялись следующие меры: садили в холодный карцер, надевали на голову бумажные колпаки с надписью – «энэ мухай хубун инэктуй» («это худой мальчик, смейтесь над ним») и водили в таком виде среди товарищей, садили за голодный стол, к которому подавали только хлеб, для питья настой из горькой полыни». Но такое откровение Стукова кажется нам маловероятным или преувеличенным.

Любовь и расположение к себе бурят английские миссионеры заслуживали ласковым с ними обхождением, гостеприимством, разными подарками, а особенно щедрою платою за их труд и покупаемые у них продукты: например, если за корову хозяин просил 10 рублей, то пасторы отдавали 15. Хорошо платили и за работу в миссии. Ученики, обучаемые плотницкому, столярному и токарному делу, строили хозяйственные помещения и делали мебель под руководством миссионеров. 

Хорошему усвоению учебного материала детьми способствовала не только высокая профессиональная подготовка миссионеров, но и наличие у них большой библиотеки. Таковой, к примеру, отличалось книжное собрание Роберта Юилля в Селенгинске. По воспоминаниям селенжан, записанных С.Г. Рыбаковым столетие назад, «в доме помещалась библиотека с большим количеством Евангелий на маньчжурском языке, Священного Писания и довольно большой библиотеки по восточным языкам, монголо-английский и маньчжуро-английский словари, грамматика на обоих языках, руководство по геометрии и тригонометрии на братском языке».   А современник миссионеров первых лет пребывания их в Селенгинске А.Мартос отметил в здешней библиотеке помимо общеобразовательных книг графические глобусы, а одна из комнат была отдельно заполнена книгами Священного Писания на английском языке и значительным количеством Евангелий на маньчжурском языке,   видимо для раздачи бурятам во время пасторских поездок по кочевьям.

Библиотека миссионеров по отбытии их в Англию была оставлена на хранение у селенгинского купца Н.И. Мельникова, а в 1864 году передана последним в библиотеку Посольского Спасо-Преображенского монастыря, где была учреждена кафедра Селенгинского викарного епископа и по совместительству руководителя вновь учрежденной Забайкальской духовной миссии РПЦ, где и содержалась отдельно от монастырского собрания книг. Сведения о ней содержатся в Государственном Архиве Читинской области,   в деле «Описание построек Посольского монастыря епископом Георгием…» за 1894 год, где имеется специально раздел – «О библиотеке и архиве монастыря, о переданной туда библиотеке английских миссионеров, проживавших в окрестностях г. Селенгинска».   Об этом писал и сам епископ Селенгинский Вениамин, свидетельствовавший о большой ценности этого книжного собрания. Дальнейшая судьба ее неизвестна.   В фонде редких книг Национальной библиотеки РБ хранится полный том «Ветхого Завета» на монгольском языке, отпечатанная миссионерами в 1840 году в С.-Петербурге  под научным руководством академика Я. Шмидта, и поступивший в Бурятию из библиотеки Казанского университета. Известно, что остатки архива монастыря попали в фонды Антирелигиозного музея Бурят-Монгольской АССР, но судьба книг не выяснена. А в 1907 году в Троицкосавско-Кяхтинское отделение РГО от П.И. Перфильева поступило неизвестное письмо М.А. Бестужева из Москвы А.В. Всеволодову, жившему в доме миссионеров. Оно было вложено в книгу «Lantigwaire par Sir Water Scott» с пометкой на форзаце «видел Лепарский». Книга эта с письмом найдена в чулане при осмотре дома.   Скорее всего, книга когда-то была подарена Бестужевым Роберту Юиллю, хранилась в его библиотеке и досталась «по наследству» другу декабристов А.В. Всеволодову как память, куда он и вложил присланное письмо Михаила Александровича.  То, что миссионеры и декабристы обменивались литературой, подтверждает архивная находка Р.И.Цуприк, из которой следует, что «изданный в 1839 году по недостатку цензуры с портретом А.Бестужева альманах «Сто русских литераторов» и XI том сочинений А.Марлинского были немедленно приобретены,  в том числе и «Селенгинским пастором Робертом Юиллем». 

Что касается библиотеки миссионеров в Кодуне, то из нее происходит несколько книг, найденных в 1850 году властями при обыске и описи имущества бывшего тайши Дымбилова – ученика школы Свана. Так, в бочке у мельницы его усадьбы в Кодунском улусе, было обнаружено: «175 томов английскими миссионерами отпечатанные книги о пророчестве пророков Моисея, Амоса и Авдея в тетрадях с переплетами, из коих три без крышки»; «64 тома разных наименований Нового Завета, припечатанные Российским Библейским Обществом, в С.-Петербурге, из коих 12-ть без крыш».

Любопытно, что инородец Вандан Юмцонов (Юмсунов, также ученик школы в Кодуне), привлеченный к удостоверению описи вместе с Тарбой Жигжитовым, Бадма-Цырен Хандуновым, Сыбжит Шериповым, Галданом Тобоевым, Сыренпил Ванбуевым, Ванданом Дымбиловым, Вочиржапом Намцараевым в присутствии арестованного тайши Николая Дымбилова, письменно заявил: «Но книги сии А[нгличан]ам не принадлежат, но кому именно не знаю».  

Скорее всего, это попытка снять со своего школьного друга обвинение властей и лам в продолжающейся связи с английскими миссионерами, выдворенными из России.

А по описи книг библиотеки в кабинете Дымбилова Хоринская степная дума перечисляет: 1 Евангелия без переплета и 3 в кожаном, I «Посланник» издания 1836 года в бумажном переплете, I Лексикон на монгольском и маньчжурском языках в бумажной обвертке, I «История Гесурхана печатная».

Подводя итог сказанному, следует отметить, что все три школы миссионеров стремились подготовить в будущем группу молодых квалифицированных евангелистов из детей бурят. Библия использовалась у них как основное пособие для уроков чтения и письма. Роберт Юилль, к примеру, практиковал занятия по библейскому сочинению каждую субботу. Написанные ребятами письменные работы зачитывались и обсуждались в воскресные вечера, и в случае ошибок ученики переписывали свои сочинения в понедельник. Эдвард Сталибрас, наоборот, каждое воскресенье опрашивал своих учеников о том, что же они услышали из проповедей за день, а Шагдур (Киннатов) и другие старшие ребята стенографировали их высказывания о христианской вере.

Некоторые сочинения учеников Эдвард отправлял в Англию, переводя их на английский язык, показывая тем самым, что бурятские молодые люди имеют способность быстро понимать основные догматы христианства и точно выражать беглую речь письменно.

Повторимся, что между миссионерскими школами существовали и различия в преподавании. Роберт Юилль больше придерживался академической программы, и поэтому его ученики обладали более широким кругозором и были склонны к исследовательской работе. Эдвард Сталибрас и Вильям Сван не считали «академизм» актуальным, но в их обучении превалировала религиозная духовная атмосфера. Это достигалось методами и психологического давления на сознание ребят с целью раскрыть их духовный потенциал и обеспечить зависимость от христианских догматов. Такой подход к учебному процессу английские миссионеры объясняли необходимостью оторвать бурятских подопечных от идолопоклонства, духовных пороков и страстей. А это возможно только тогда, если человек пойдет по праведному пути, придерживаясь «Бога и Спасителя во всем».

В результате Сталибрас и Сван действительно добились необратимого изменения личности степных кочевников. Первые переломы сознания учеников вызывали у наставников большую радость. Один из таких «исторических» моментов отражен в письме Эдварда от 8 мая 1834 года в Лондонское миссионерское общество: «Настало время, которое мы ждали с тех пор, как наши глаза увидели начавшиеся удачи, в которое Бог сделает сердца бурятов верующими в его Духе».

Это случилось и с собственными «английскими» детьми, причем одновременно с их бурятскими сверстниками. Через две исповеди ребята поняли, наконец, «правду христианства». Среди первых, кто постиг это, был мальчик шестнадцати лет Бадма. Сталибрас описывает, как произошел его духовный перелом после трех лет изучения Библии. Первое время зарницы понимания догматов христианства исчезали «как утреннее облако или ранняя роса». И только после одной из ярких проповедей Вильяма Свана Бадма встал на «истинный» путь окончательно и бесповоротно.

К слову сказать, учебные программы для своих школ Сталибрас, Сван и Юилль разрабатывали самостоятельно. Однако они кое-что знали и присматривались к разработкам своих баптистских предшественников Кэрри, Маршман и Вард, служивших на миссионерском поприще в Индии и Китае. Более всего они были осведомлены о системе образования своих протестантских коллег среди калмыков и народов Кавказа. Но все предшествовавшие школы были временным явлением, а сами миссионеры работали в них мало. Поэтому их деятельность прошла незаметно, и сведения о школьных программах были утрачены. В Бурятии же английские миссионеры поставили целью «вести» своих учеников с юного возраста до возмужания, когда они становились подготовленными стойкими последователями христианской веры, каким, к примеру, был Шагдур Киннатов. Помещенные в приложении нашей книги его письма наглядно показывают всю глубину и прочность полученных знаний для квалифицированного проповедничества.

 Из книги А.В. Тиваненко ИСТОРИЯ АНГЛИЙСКОЙ ДУХОВНОЙ МИССИИ В ЗАБАЙКАЛЬЕ (НАЧАЛО XIX СТОЛЕТИЯ).